Я возражать не стал, и надел кольцо на безымянный палец левой руки, пользуясь подсказкой в виде руки деда. А граф тем временем кивнул Тихону, и денщик потянул меня в дом, оставляя деда с непрошенными гостями, чтобы тот уже определился, что же с ними делать.
Комната, куда меня притащил Тихон мне понравилась. Большая светлая. Дорогая мебель, собственный санузел, мольберт у окна. Так, стоп. Мольберт⁈
Пока Тихон суетился, готовя ванну, я подошёл к мольберту. Набросок был сделан карандашом, но черты всё равно узнаваемые. Маша Соколова на только что начатом портрете улыбалась, наклонив головку с венком из полевых цветов. А не потому ли я сбежал, что девица всё-таки произвела на меня впечатление? Откуда же я её увидел, если Тихон сказал, что к гостям я не спускался? Тут мой взгляд упал на окно. Ну, конечно. Они выходили прямо на крыльцо. Я видел, как она приехала, и мне, похоже, этого хватило.
Вот только почему я сейчас не ощущаю этого трепета, который заставил увидеть в пацанке чуть ли не богиню Весны? Но, я, похоже, и правда учусь в Академии изящных искусств. И вообще, кто мне запретит рисовать понравившийся объект вот так? Я художник, вашу мать, я так вижу!
Взяв в руки карандаш, которым был сделан набросок, я задумчиво поднёс его к холсту. Нет, не могу. Словно не просто забыл, как меня зовут, но и как карандаш в руке держать. А что, если… Прикрыв глаза, я постарался не думать, позволив рукам действовать самим. Тут произошла история противоположная той, когда я орлапера завалил. Тогда я знал, что нужно делать, только руки не слушались, а теперь я понятия не имею, что творю, но руки, как оказалось, помнят.
— Красотища какая, ваше сиятельство, — я вздрогнул, и рука тут же провела слишком жирную линию. Растушевав её пальцем, я посмотрел на то, что получилось. В принципе, довольно прилично. Девушка на портрете была юная, хорошенькая и очень женственная. В общем, мало похожа на воинственную баронессу, но вполне узнаваемая. — Зря его сиятельство Сергей Ильич на вас гневаться изволит. Вот увидит эту красотищу, сразу простит и не будет ворчать про выброшенные на ветер деньги. — Тихон подошел и начал настойчиво подталкивать меня в сторону ванной комнаты. — Пойдёмте, ваше сиятельство. Вымыться вам надо, пока целителя привезут.
Я бросил карандаш, и позволил себя утащить мыться. Только погрузившись в горячую воду, я понял, насколько устал и замёрз. Ноги гудели, и я всё никак не мог понять, как я очутился так далеко от дома, да ещё и пешком. Голова кружилась, а глаза так и норовили закрыться.
— Тихон, как я так быстро убежал от тебя, что ты на телеге не мог догнать? — тихо спросил я, пока денщик осторожно намыливал мне спину. Было немного больно. — У меня там что, синяк? Вроде почки не отбитые, мочусь нормально, без крови.
— Синяк, — вздохнул Тихон. — Вот здесь прямо промеж лопаток. А то, что догнать не мог, так не пешком вы из дома рванули, а с оказией. Почту как раз графскую привезли на почтовой карете, вот с почтарями до развилки и доехали, а там пешком до заповедных мест, где покровительницы наши появляются. Пока хватились, пока охрану на воротах расспросили. У них же не было наказа не выпускать наследника, как и докладывать о его отлучках. Седлать коня было некогда, на машине не угонишься, да и не проедет она много где. А во дворе телега стояла, молочко свеженькое из деревеньки привезли. Ну я в неё запрыгнул и рванул за вами. Лошадка вроде справная, не должна была утомиться. Его сиятельство, похоже, выкупил и телегу, и лошадку, потому как мужика того я здесь не вижу. Голову наклоните вперед, ваше сиятельство. — Мне на шею полилась теплая вода и я закрыл глаза, едва не мурлыча от удовольствия.
Целитель заявился, когда я свежевымытый, свежевыбритый и в свежей одежде сидел на кровати и изучал в зеркале свою физиономию. Зеркало было на длинной ручке в серебряной оправе с завитушками и мелкими макрами по ободку. Макры выполняли роль подсветки, наверняка, чтобы женщинам было ловчее брови выщипывать. В целом же зеркало отличалось красотой, в отличие от лица, в нём отраженного.
Волосы какого-то неопределенного цвета, пестрые — самое лучшее определение. Глаза почти как у деда зелено-желтые, только желтизны поменьше. Рот крупноват, нос с горбинкой. Красавец, просто глаз не отвести. И самое главное, я совершенно не узнавал этого лица. Вот никаких вспышек озарения при виде физиономии в зеркале не появилось. От этого меня охватило раздражение. Бросив зеркало на прикроватную тумбочку, я подумал, что найду тех ублюдков, которые рысь убили и меня лишили возможности самого себя в зеркале узнавать. Найду и на ленты распущу. И буду делать это долго и с непередаваемым удовольствием.
Скрипнула дверь, и в комнату вбежал невысокий энергичный человек. Полноватый с красными от мороза щеками.
— Доброго вечера, ваша светлость, вы меня помните? — сразу же спросил он, ставя на стол, стоящий недалеко от мольберта объемный саквояж.
— Нет, а должен? — хмуро спросил я.
— Так, интеллект не нарушен, очень хорошо, просто отлично, — проговорил целитель, если это, конечно, он был. — И, нет, ваша светлость, вы меня помнить не должны, потому что мы видимся с вами сегодня впервые. Но радует, что вы не пытались меня «вспомнить». Кстати, Аристарх Григорьевич Лебедев, целитель первого класса к вашим услугам, — он поклонился, после чего нырнул в свой саквояж.
— Аристарх Григорьевич, в своё оправдание, за то, что разрушил ваши надежды на более интересный случай, я даже парня в зеркале не помню, и, разумеется, не буду даже пытаться вспоминать кого-то ещё. — Я откинулся на подушку. — Вы можете меня осмотреть побыстрее. Я очень хочу спать и у меня болит голова.
— Конечно-конечно, я не буду вас долго мучить, — закивал как болванчик Аристарх и принялся меня осматривать. При этом рану на голове он осмотрел в последнюю очередь.
— Ну что, что вы можете мне сказать? — в комнату без стука вошёл дед.
— Потрясающая регенерация, — прошептал целитель, который уже полчаса осматривал мою голову. — Вы только посмотрите, рана выглядит так, словно прошло уже не менее двух недель с тех пор, как её нанесли.
— Что с моим внуком, Аристарх Григорьевич? — с нажимом повторил граф.
— Кроме того, что у него глубокая амнезия? Да практически ничего. — И целитель принялся собирать инструменты в саквояж. — Рана на голове была глубокая, даже кость черепа задета. Если бы не молодость, вовремя проснувшиеся способности и просто сказочная регенерация, этот удар стал бы смертелен. А так… Именно сейчас сидит в постели и зевает абсолютно здоровая половозрелая особь мужского пола восемнадцати лет отроду. Если бы не амнезия графа, я бы вам попенял, ваша сиятельство, на то, что вы меня за зря притащили.
— Память Евгения вернётся? — от пристального взгляда графа целителю стало явно не по себе. Он заметно нервничал, и я не мог его в этом винить, взгляд у деда был очень тяжёлым.
— Этого никто не сможет сказать и что-то гарантировать. Случаи, когда и вовсе не возвращались воспоминания очень хорошо известны. Так же как и те, в которых всё возвращалось, как вспышка, как удар молнии. К сожалению, никаких лекарств для излечения прописать не могу, так как нет таких лекарств. Будем надеяться, что нахождение молодого графа в знакомой обстановке отчего дома поможет выздоровлению. — И Аристарх захлопнул свой чемоданчик. — Голова будет болеть ещё с неделю. Такие удары всё-таки не случаются без последствий. Достаточно принимать стандартное обезболивающее. А я поспешу отклоняться, мне ещё вернуться в город нужно.
— Вы останетесь здесь, Аристарх Григорьевич. Незачем посреди ночи ездить туда-сюда. Сейчас частенько прорывы случаются, так что я настаиваю, — с нажимом произнёс граф.
— Вы мне просто руки выкручиваете, ваше сиятельство, — целитель сжал губы.
— Ну, да, и что? — Дед даже удивился. Правильно, не в темницу же он целителя Лебедева хочет кинуть, а всего лишь переночевать оставить во вполне уютной комнате. — Идите, Аристарх Григорьевич, идите, вам вашу комнату покажут.